Санкт-Петербургское отделение АИС
региональное отделение
Ассоциации искусствоведов (АИС) 
190000, Санкт-Петербург,
Большая Морская ул.,38
тел.: 8-812-315-86-04
e-mail: terra-mobile13@mail.ru
Главная | Регистрация | Вход Приветствую Вас Гость | RSS
Меню сайта
 

Статистика
Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
 


                                                 Валерий Гришков                    Владислав  Поляков(продолжение)         

И многие листы серии являются памятниками жизнелюбию и стойкости дерева и человека. Это моя жизнь, говорил он, показывая на искореженный временем и человеком ствол. Одна из серий В. Полякова — так называемая «Петля. Поляков ищет в коряге не только замысловатую форму, но и какое-то скрытое содержание. Художника интересует извилистость линий, движение… Нарисованная с разных сторон, под разными углами, эта коряга иногда превращается то в застывшее на какое-то время загадочное существо, то в ней просматриваются различные персонажи... В этой застывшей или двигающейся форме когда-то была жизнь и, может быть, еще будет.

Поляков пробует работать в разных направлениях. Он пишет символические, кубистические и абстрактные композиции, пытается совместить искусство живописи и музыки. Пейзаж города в одном из футуристических листов Полякова, вероятно, не удовлетворил художника своей механистичностью, расчлененностью целого. Его больше интересовали гуманитарные идеи в искусстве. Даже «Мотив с овалом»  — сложная объемно-пространственная конструкция, не столько инженерная, сколько гуманитарная. Она отдаленно ассоциируется с китайскими шариками из слоновой кости или, скорее, с одним из произведений Тинторетто (Св. Екатерина). Это как будто открывшаяся бесконечная, движущаяся Вселенная со стилизованным человеческим силуэтом, или образом Богоматери в новом для жителя земли мире. С формальной стороны художника интересует взаимодействие пространства, плоскости бумаги, движения, цвета.

Несколько больших цветных листов, вероятно, нельзя назвать абстрактными. Их названия часто отправляют зрителя к конкретным сюжетам: «Пожар в ночи», «Петрушка», «К одной из токкат Баха», «Музыкальный момент»… Художник отходит от конкретики, но не настолько, чтобы полностью уйти от изобразительности предмета. Декоративно решенные языки пламени, в каком-то совершенно непонятном сочетании пятен цвета и линий, намечается фигура Петрушки, ритмически построенные повторяющиеся елочки… Сочетание цвета, движения, музыки просматривается в листах, посвященных токкате Баха, «Аппассионате». В них улавливаются какие-то фантастические фигуры, напоминающие человека, дерево, неясные контуры земного или небесного пейзажа, сопровождаемые стихами. Главное для Полякова — передать музыкальный ритм, настроение, переживание человека, вероятно, самого художника, которое вызывает музыкальное произведение. Постепенно Поляков вырабатывал свои принципы, свои приемы работы, выбирал материалы, с которыми предпочитал работать. «Раньше чем начать рисовать, надо бумагу представить себе трёхмерностью, пространством, в которое уже и помещать воображаемое трехмерное же нарисованное изображение», — считал Поляков. Надо, говорил он, «чтобы изобразительное пространство бумаги (глубинно) было само собой понятно и ощущалось непосредственно без всякого усилия воли, и в нем, этом пространстве, можно было бы совершенно свободно мысленно двигаться, поворачивать изображаемые предметы и обходить их вокруг, как в живом трехмерном пространстве. А переход на осознание рисования изображения не в изобразительном пространстве, а лишь на плоскости бумаги, приходится делать уже с каким-то усилием воли, включающим сознание рисующего из пространства. В рисовании нужно достигнуть того, чтобы форму строить, именно строить в пространстве бумаги так, как бы я строил ее в натуре, в скульптуре, архитектуре, как строит вещь столяр, как макетчик». Он часто работает карандашом, тушью, углем, жировыми мелками, полусухой краской. Это были его основные материалы, которые в определенной степени определяли характер его работ. Их он часто наносил на бумагу пером, кистью, ее черенком. Иногда кисть наполнена красящим веществом, будь это тушь или краска, в другом случае она полусухая. Широкое движение кисти, непрерывные, прямые или извилистые линии, параллельные друг другу… Часто он проводит по бумаге торцом кисти — появляются точки, штрихи... Все эти приемы создают различные, нужные художнику эффекты. Технических приемов много, и они разнообразны. «Короткий карандаш мешает видеть цельно. Он привлекает внимание к детали. Наоборот, длинный карандаш обязывает видеть общо, цельно. Если у меня в руках остро зачиненный жесткий карандаш, то в натуре я вижу линии. Массу в натуре увижу, вооружившись кистью. Когда рисуешь штрихом, пером, надо вызывать в себе ощущение, что рисуешь по форме изображаемого предмета. Рисуешь лицо, штрих кладешь по лицу, а не по бумаге. Большое значение имеет толщина черно-белого карандаша. Один и тот же карандаш на тонкой и шероховатой или фактурной бумаге ведет себя по-своему. На ватмане он создает другую поверхность, чем на гладкой бумаге», — писал Поляков. Иногда Поляков играет световыми пятнами, и тогда теряется конкретный предмет, остается его ощущение.Всё чаще у него появляются цветные работы. Цвет у него своеобразный. Его работы живописны, но эта живописность не совсем обычна, она соединена с той, которой учили когда-то в Училище технического рисования им. барона Штиглица, или с характерной для народного искусства, лубка. Сочетание обобщенных всего шести чистых цветов — коробочка жировых мелков — и четкой линии характерно для многих его работ этого времени. Иногда он втирал в бумагу несколько цветов, и, благодаря наслоениям, обогащалась палитра. Но цвет никогда не играл для художника определяющей роли. Главное — впечатления от цвета, его выразительность, мысль, переданная цветом. Мелки диктовали цвет. Он всю жизнь мечтал об акварельных карандашах, которые имел очень много оттенков. Макаешь в воду и рисуешь. У него таких карандашей никогда не было.

В Выборг Поляков попал в 1975 году после очередного пребывания в больнице в Ленинграде. Средневековый город с сохранившимися узкими улицами в центре и почти сельскими на окраинах, роскошный, находящийся в запустении парк... Он жил в больничной палате, ожидал операции, выздоравливал, входил в художественную жизнь города… Время на больничной койке тянется медленно, и Поляков в ожидании тех или иных процедур, по мере возможностей, проводил время в городе, в парке «Монрепо», в Ленинграде. Позднее он еще не один раз приезжал в Выборг на лечение, обследоваться, оформить интерьеры больницы, отдохнуть от трудного быта. Приближался юбилейный для города год  — 750-летие со дня основания. Естественно, пройти мимо такого события Поляков не мог. Он создает альбом, посвященный городу, и многочисленные отдельные листы, которые объединяются в серии «Песнь о Выборге», «Прогулки с любимой», «Монрепо». Казалось бы, что требуется от альбома к такому юбилею? Дать узнаваемые достопримечательности? Они в Выборге немногочисленны, часто находятся в запустении. Показать уголки современного города? Поляков не был поклонником «современной архитектуры. В «современной» архитектуре он видел механистичность, отсутствие человечности, духовности. Дом — это место для жизни в свободное от работы время. А свободное время, по советской идеологии, должно было быть строго ограниченным, без личных интересов и занятий. А Поляков, любя природу, никак не мог согласиться с такой концепцией. Ему не хватало тихих улочек, небольших домиков, деревьев, которые постепенно «уходят» из жизни города, из городского пейзажа.В Выборге он находит черты, которые показывают город, отличный от реального. Он праздничный, цветной, красивый, что далеко не всегда скажешь о новых, да и о некоторых старых районах. Художник сумел показать единство природы, даже с внесенными в нее изменениями, противостоящими ей. Рисунки живописны всё тем же характерным для Полякова локальным сочетанием цветов, черными линиями контуров.

Листов с историческими сюжетами немного  — Выборгский замок, здания в парке «Монрепо», окраины города со старыми, иногда деревянными домами… Чаще он изображает просторы залива, пейзажи парка, старые деревья, доживающие последние годы, скальные образования, выходящие на поверхность земли… Последним Поляков уделяет особенное внимание. То это скалы Батарейной горы, грозные в своей неприступности, или медленно "растекающиеся”, надвигающиеся на зрителя громады каменных «волн», группой или отдельно лежащие валуны. Одни привлекают художника своей необычной "силой”, другие как бы остыли, успокоились, заняли свое постоянное место на земле... Их Поляков одухотворяет, как делал в рисунках, посвященных "Блоковскому валуну” в блоковском Шахматове. Его, как обычно, прежде всего интересует природа. Всё тихо, безлюдно, только застывшая скульптура, помещенная на листах с пейзажами, «стережет» эти виды. В пейзажах Выборга он всё-таки сумел найти удовлетворяющее его сочетание природы и архитектуры. Новостройки он рисует издали, за деревьями просматриваются лишь геометрические формы сооружений. Часто видны только верхние этажи. Дома выглядят не как самостоятельные «достижения» человечества, это — детали урбанистического пейзажа. Это пейзаж, в котором на фоне природы или среди природы присутствуют следы человеческой деятельности.

             

В городе еще сохранились старые деревья. Они стоят на улицах, обрамляют дороги. Не самое удобное место для живого организма. Их отравляют выхлопные газы, плохая почва, губят люди... Деревья напоминают плотных, приземистых, изработавшихся стариков с корявыми руками-ветвями. Их кряжистые стволы нередко с наплывами и наростами — «залеченными» следами попаданий в них осколков снарядов, пуль, варварства людей. Деревья защищаются, ведут борьбу за выживание. Их стволы обрублены, «заскорузли», полусгнили, но всё еще дают жизнь ветвям, листьям. Ветви тянутся вверх, в них чувствуется напряжение, может быть, последних сил. Грубая, «изрытая» кора — их морщины. Это словно живые существа, доживающие последние годы, бывшие великаны, потерпевшие поражение в борьбе со временем и с человеком. Художник видит эти раны, чувствует их боль, ведь он сам «искорежен» многочисленными болезнями и операциями. Большая часть этой серии — трагически звучащие листы, что выявлено экспрессионистически подчеркнутой формой, ярким контрастом черного и белого цветов. Войдя в художественный мир Выборга, Поляков познакомился с местными художниками, издателями, музейными деятелями. Он обошел весь город, все уголки парка «Монрепо», одной из главных достопримечательностей города (по-французски  — «мой отдых»). Этот парк стал любимым местом прогулок и работы Полякова. У парка было несколько владельцев, но сейчас его обычно связывают с именем последнего его владельца Людвига (Андрея Львовича) Николаи. «Это романтический парк, основанный под влиянием оссианической поэзии. Его аллеи навевали ассоциации со сказками далекой старины, памятью о прошлом, с поэзией. Это достигалось разнообразием пейзажей, расположением архитектурных сооружений, скульптур, настоящих и ложных могил, символикой растений. На посетителей влияли запахи и звуки: шум водопада, журчание ручейков, плеск воды о скалистый берег, шелест листьев и пение птиц». Знаменательной стала встреча Полякова с академиком Д. С. Лихачевым, который поддержал стремление Полякова способствовать восстановлению парка, создать графический альбом. А тут «открылась» новая тема — знаменитый парк «Монрепо».

             

Основная идея альбома Полякова, подсказанная ему Д. С. Лихачевым, — реконструктивная романтическая затея. «Мне хочется видеть парк в настоящем значении, до того, как осуществится эта идея в жизни», — писал Поляков. Пейзажи тихи, умиротворены, навеяны романтическими представлениями. Его интересуют и исторические постройки, и исторические пейзаж. Иногда художник занимается «реставрационными» работами. Он предполагает, как в былые времена выглядели те или иные места. Так, он помещает фигуру Вейнемейнена в ущелье св. Николая. Сейчас его там нет, статуя не сохранилась, но Поляков реконструирует ее предполагаемый вид и место бывшего нахождения. Осуществляя свой замысел ретроспекции, он идет наперекор времени. Да, это его представления, и он, как художник, воплощает, ищет то состояние, которое, возможно, было характерно для прошлых времен. Тишина, отсутствие суеты, воспоминания. Этому способствуют и избранные сюжеты. То это «Остров любви», но не страстной, а тихой, уже утратившей свои порывы, то гробница, при изображении которой Поляков использует традиционные приемы романтического искусства — затемнение, создание ощущения некоторой загадочности, одинокая, согнувшаяся под постоянным напором ветров, «облетевшая» сосна на берегу залива, панорамы с водными далями. Того же романтического ряда — «Грот Медузы на острове Людвигштейн», «Источник Нарцисс», каменные лестницы и дорожки. «Вейнемейнен напевает Калевалы строфы рун», не столько напевает, сколько взывает к зрителям, к небу… И, конечно, «мшистые громады» скал, в которых иногда угадываются какие-то фигуры, гладь воды, заливы с островами… Рисунки сопровождаются стихотворными строками на русском и финском языках. Написаны ноты и стихотворный текст к ним. Всё застыло во времени отдаленном. Изображения обращают нас к изначальным образам и мотивам парка. Серия выполнена в карандаше, что давало Полякову возможность разнообразить фактурные изыскания.

             

Встреча с литературоведами Виктором Афанасьевым, Еленой Кузнецовой, Вячеславом Быстровым, Станиславом Лесневским, вхождение в литературную и окололитературную среду Москвы и Ленинграда 1970-х–1980-х годов на какое-то время определили тематику и характер работ Полякова. Он стал больше интересоваться литературой и литературоведением, погрузился в поэзию, стал чаще совмещать литературу и графику…Так уж получилось, что творчество Полякова в значительной степени зависело от его местопребывания. А ему, несмотря на физические недостатки, приходилось постоянно переезжать с места на место: Хвалынск, Новозыбков, Ленинград, ст.  Подсолнечная Московской области, Выборг, Луга (оба Ленинградской области)… Часто это было связано не столько с пожеланиями художника, сколько с необходимостью.

             

В 1977 году Поляков вместе с В. Китаевым впервые попал в бывшее имение А.  Блока «Шахматово». Потом состоялись и другие поездки, закончившиеся тем, что Поляков проработал художником в музее-заповеднике А. Блока «Шахатово» несколько лет… В этих местах с детства до 1916 года Блок постоянно жил в летнее время. Во время революции имение с большим господским домом было сожжено. Со временем местонахождение дома, да и самой усадьбы было забыто. Усилиями энтузиастов, С. Лесневского, В. Енишерлова, В.  Молчанова, В. Китаева и других, была начата работа по привлечению внимания к забытым блоковским местам Подмосковья. Не первый раз Поляков столкнулся с поэзией Блока. Он был связан с ним семейной любовью к поэту. Но непосредственное посещение оказалось волнующим, способствовало более углубленному пониманию того, что было создано Блоком в этих местах. Впечатления так и просились на бумагу, требовали многократного повторения. Хотелось не раз и не два повторить одни и те же мотивы. Вдохновляло многое: «руины белой церкви над рекой», в которой венчался Блок, «зубчатые вершины леса», «ручья живая влага», зеленый холм, глубокое лазурное небо, «предзакатное селение». Мне хотелось передать впечатления в зрительных образах, уловить ту тайну красоты, которой любовался Блок. Но он был одержим, много исходил, много увидел, много нарисовал, много размышлял.Первые рисунки были посвящены разрушениям — серия «Погибло всё…». В них ему захотелось «сделать зарисовки — следы разрушения, отметить следы забвения. Затем появились серии «О чем поет ветер», «Шахматово», многочисленные рисунки, не вошедшие ни в одну из них, навеянные блоковскими местами, стихами, мировоззрением поэта и собственными переживаниями от восприятия поэзии, пейзажей, относящихся к Шахматову. «Главным персонажем сюиты была экспрессия», — писал Поляков. Художник не стремился к дотошной достоверности, не копировал природу, виды окрестных мест, в которых когда-то бывал Блок. Конечно, с течением времени пейзажи изменились, но это не волновало Полякова. Он чаще изображал не узнаваемые «туристические» места, а пейзажи, которые скорее относятся к «ландшафту» лирики Блока. Художник старался проникнуть в суть поэзии Блока и часто стал сопровождать свои рисунки строчками из стихов, которые становились их частью. В то же время Поляков отмечал: «Работа моя проходила независимо от стихов. И то, что цитаты из лирики Блока нашлись и вошли контрапунктом в сюиту, произошло не вдруг и не сразу».

            Для творческой манеры Полякова характерна импровизация на облюбованную тему, стремление передавать явления природы в динамике, выявлять существенное, отбрасывать случайное. Поэтому художник многократно обращается к одному и тому же объекту, смотрит на него с разных сторон, в разные времена года, каждый раз внося в изображение новые оттенки. А если учесть, что художник всегда стремился эмоционально передать свое отношение к изображаемому месту, то возникала интересная «жизнь» пейзажа. Вот, к примеру, «блоковский валун». Поляков многократно, с упоением, в разных ракурсах рисует «живую» поверхность камня, «изрытую» временем и непогодой.  Это психологический «портрет камня», который пережил многое. С одинаковым восторгом изображает он и те камни, которые несут на себе печать забвения: камень фундамента дома Блока, и камень церкви — всё ему интересно…Много чувств вызывают листы «Вид на Осинки», «Небо в Гудино», «Лесная чаща возле реки Лутосни», «Одинокая береза», «Обреченное дерево»… Каждая зарисовка Полякова — это как бы часть заповедной тропы, которую может нащупать любой идущий вслед за поэтом. Запечатлел Поляков и приметы нового, те, что появились в последующие годы, — начавшаяся реставрация Таракановской церкви, обновление посадок…Интересны слова Полякова о природе своего творчества, связанные в том числе и с серией «Шахматово»:  «Я должен уметь взглянуть на него <предмет, пейзаж — В. Г.> и, облюбовав, прислониться взором, нарисовать, хоть для других непонятно, но по-своему, чтобы потом узнать в рисунке и храм, и себя: вот это левая паперть, а это крест с тонкой цепочкой и полумесяцем, а это пригорок, на котором я сидел и царапал. Так, часто прикасаясь взглядом к природе, отдаваясь свободе и зримому яркому простору, можно стряхнуть с себя боязнь слов. Живопись не боится слов». Средства выражения художника лаконичны, можно сказать, аскетичны. Черный цвет, нанесенный кистью с небольшим количеством туши, часто создает эффект прозрачности атмосферы. В других листах он становится тяжелым, угрюмым, может быть, зловещим. Часто кисть его неспокойна, так же как и он сам во время работы. Своеобразный эффект придает работам и то, что они исполнены на бумаге разных тонов.

Издательство «Молодая гвардия» предложило Полякову иллюстрировать книги В. Афанасьева «Рылеев» (1982) и «Жуковский» (1986) в серии «Жизнь замечательных людей». Это были первые работы Полякова, связанные с иллюстрированием книг.

Работы получились несколько суховатые. Однако Полякову удалось внести в некоторые листы романтические черты, поискать эффекта за счет разнообразия светотеневой трактовки, передать в пейзажах движение… Несмотря на обучение в Полиграфическом институте, деятельность художника-иллюстратора в творчестве Полякова занимала небольшое место. Это было связано с тем, что главным для него был станковый рисунок, в котором он мог ярче проявить себя. В 1990-е годы Полякову удалось издать несколько небольших книг со своими рисунками в Выборге. В книге А. Хлебникова «Ночью белой в Монрепо», изданной к 700-летию города, композиционный строй, сочетание рисунков с текстом напоминают домашние альбомы ХIХ века.

В буклетах "Христианские религиозные праздники» рисунки и даже текст были нарисованы. Возможно, из экономических соображений или из-за отсутствия шрифта, выбранного Поляковым для этих изданий, были использованы традиции книгоиздательства 1910-х годов, когда художники делали «рукописные» книги. Работа в шрифте в дальнейшем привела Полякова к занятиям каллиграфией. Из других изданий можно упомянуть несколько рекламных изданий, посвященных Хвалынску, в том числе «Национальный парк «Хвалынский»  эмблемой, выполненной Поляковым, книжку стихов Валерия Земскова... В 1960-е годы изменился дизайн почтовых конвертов в СССР. Вместо безликих серо-голубых конвертов с указанием места для адреса и фамилии адресата с левой стороне конверта стали печатать политическую рекламу, рисунки и гравюры с изображениями архитектурных памятников, знаменательных событий в жизни страны, портреты «юбиляров»… В это же время в большом количестве и разнообразии стали выпускать художественные почтовые марки. Поляков пошел дальше. Взяв чистый конверт, он с левой стороны или по всей его поверхности стал рисовать пейзажи Выборга, Шахматова, натюрморты, копии рисунков или картин, известных и малоизвестных в то время в Советском Союзе художников. Это был круг интересов Полякова, которым он делился со своими друзьями и родственниками.

Последние годы Поляков жил в Хвалынске, в родовом доме. Это место его притягивало постоянно. Туда он часто наезжал. Поляков всегда интересовался историей Хвалынска, рисовал памятные места, иллюстрировал книги местных поэтов, участвовал в художественной жизни города, пропагандировал свою малую родину и приглашал посетить его знакомых, малознакомых и даже случайных людей. Там он и ушел из жизни в другую ипостась, и похоронен рядом с родными на старом кладбище с видом на город, на Волгу, на окружающие холмы. Рисовать Хвалынск Поляков стал с 1960-х годов, когда первый раз после длительного отсутствия приехал в город. С карандашом и красками он обошел окрестности города, зарисовал многие места, которые уже давно канули в Лету: обезлюдели деревни, разрушились избы, затоплен остров… В дальнейшем он исполнил сюиты рисунков «Окрестности Хвалынска» (1962–1965), Хвалынск —моя родина» (1974), «Национальный парк «Хвалынский»» (1995), многочисленные отдельные листы, карту города... По заказу журнала «Наше наследие» опубликовал статью о художественной жизни города в книге «Хвалынск. Портрет города», в издании которой принимал активное участие… Иногда листы художника, помимо художественной ценности, интересны как документы определенной эпохи. Скажем, остров на Волге напротив города был одним из любимых мест отдыха хвалынчан. В 1960-е годы, во время строительства Балаковской атомной станции, он был затоплен, вдоль берега Волги была построена бетонная, уходящая за горизонт дамба. Поляков изображает Волгу сверху, с какой-то возвышенности. Длинным языком Остров «вползает» в широкое водное пространство, как будто живое существо. Да, был Остров. Не сохранился, «утонул», затопили, но мы можем посмотреть, каким он был… Вот пристань в Хвалынске. Сейчас она тоже не существует. А когда-то к ней приставали большие пароходы и теплоходы… После того как Волга затопила прибрежную улицу, а берег реки «заковали» в бетон, был нарушен исторический и художественный облик Хвалынска. Волга в этом месте превратилась в затон, огромное озеро, море. «Дамба убивает во мне всякое желание рисовать Волгу. Не только ходить по бетону, но и смотреть на него противно. А живого берега не достать», — сетовал Поляков. 

Но остались горы, лесистые и голые, яблоневые сады и Волга, увиденная с высоты в тех местах, где она свободно разливается. «Для теперешнего Хвалынска, — считал Поляков, — всего характернее горы. Надо уходить туда одному. Там симфонизм форм, линий, красок, ощущений…». Он говорил: «Сотри случайные названия, сбрось чертежи мыслей, и ты увидишь лик земли, вздыбленной под облака… Горы — это не размер, это психология». А может быть, философия?Его любимыми местами были возвышенности Таши, Богданихи, Беленькой, Четырнадцати братьев, Каланчи… Таши — излюбленное место Полякова. Сюда он часто приходил наблюдать, рисовать, вспоминать прошлое, думать о будущем. С этой горы открывается всё многообразие хвалынского пейзажа: горы, покрытые порыжевшей травой и мелким кустарником, лесом, поле, засеянное подсолнечником или отдыхающее под паром, дороги, разбегающиеся в разных направлениях, меловые выступы и, вдали, Волга. Разнообразие тонких сочетаний тональных цветов. И — одиночество, покой. «Боже, как хорошо! И как хорошо, что я здесь один, «и всё вокруг мое…», — записал он в дневнике.

В одной из панорам, с изображением не сохранившейся деревни Михайловка, уступ берега чем-то напоминает лица людей. Отчетливо прочитывается один силуэт, другой только намечен. «Гнезда памяти». Возможно, таким образом Поляков показывает связь времен, память о людях, которые жили в этом месте, оставили свой след, и память о которых сохраняется и землей, и людьми? Человек, Горы, Вода, Свет — всё едино в этом мире, всё взаимосвязано. Всё существует в единстве. Это те тайны мирозданья, которые интересовали Полякова.  «Хвалынск располагает к острой беседе живописца с природой» — писал Поляков. Цвет в некоторых его листах размыт, нематериалистичен. Солнце играет на предметах так, что локального цвета почти не видно. Все в рефлексах, в движении света. И в листах Полякова передан не столько цвет, сколько свет ослепительных лучей южного солнца. Полякова отличала какая-то органическая связь с природой. Стремление к «всеохвату» может означать его стремление выйти за пределы Земли, выйти в Космос, понять, что эти горы имеют и прошлое, и настоящее, и будущее. Для Полякова Природа — часть единого целого, это Вселенная без людей — Горы, Воздух, Земля, Свет, Вода. Стихии. Надо слить их воедино, представить единым миром. Главное — понять единую сущность бытия.   И тогда Космос может обернуться маленькой травинкой, деревом, человеком...

В одном из цветных листов весь передний план занят желтым полем с небольшими вкраплениями зеленого цвета, а дальше «языки» или «косы» суши, «вползающие» в воды Волги. Ничего конкретного, какие-то намеки. Кажется что желтое поле само освещает себя. Свет идет от него. В другом листе все растворяется в мареве, дрожит, расплавляется в свете. Главное в рисунках — Пространство, Горы, Небо. Горы обычно изображаются общим планом, голые или с небольшим количеством растительности где-нибудь на заднем плане, на вершине холмов. Деревья иногда показаны как светочи, полные сил, рвущиеся стволами и ветвями вверх и в стороны. Безлюдье.Может быть, наиболее полное выражение окрестностей Хвалынска, хвалынской земли проявляется в панорамах, которые в последние годы особенно привлекали Полякова. Возможно, они стали отражением сокровенных мыслей художника-философа. Почти всегда его листы спокойны, торжественны… Кажется, что пейзаж в рисунке может «продолжаться» в обе стороны, а может быть, и в четыре, показывая «бесконечность» Земли, Неба. Полукольцо гор, пространство могут восприниматься как планета, о чем часто говорил К. Петров-Водкин. Художник не только рисует Горы, Воды, сколько свои ощущения от них, от горячего воздуха, от солнца, заливающего пейзаж. Иногда кажется, что это волны доисторического моря, застывшие в своем величии во времени и пространстве или «застывшие» в давние времена. Величавая вечность. Но эта вечность не жесткая, застывшая, а медленно изменяющаяся. Глаз не может заметить эти изменения, но они каким-то образом чувствуются. Когда-то А. Иванов писал, что в былые, древние времена связь между предметами была менее жесткой, чем теперь. Земля имеет свою историю, проявление которой можно увидеть при извержении вулканов, когда постепенно застывает лава, образуя новую форму. Земля еще не застыла в своих формах, она живая, она «двигается». Эта идея угадывается и в работах Полякова. 

В некоторых пейзажах художник как бы сам растворяется в них. Природа не довлеет над ним, он соединяется с ней. Ему нужно передать связь с окружающим пространством. Саратовский художник В. Морковин писал о Полякове: «Рисовал он так, чтобы каждая линия, каждое касание бумаги сразу выражало и форму, и пространство, и движение. Рисовал даль, не замечая пейзажа вокруг, хлопающих крыльями гусей. Но я видел: ему и не надо замечать — он, Владислав, стал этим песком, этим пейзажем, стал всем вокруг. Стал этим берегом, камнями, стал хлюпаньем волн. Стал мыслями гусей, щиплющих траву, и стал мыслями этой травы». Нужно раствориться в окружающем мире. И это растворение особенно чувствуется в листах, в которых показаны горы в освещении солнца. Лучи солнца настолько ярки, что пронизывают воздух, уничтожая предмет, сохраняя только ощущение света, зноя, марева. Цвет в таких панорамах размыт. Световоздушная среда Хвалынска особая, так преломляющая цвет, что необходимы знания и опыт русских художников-итальянцев — А. Иванова, С. Щедрина и других.. Южное солнце играет на зелени, предметах, облаках, так что локального цвета почти не видно. В листах передан не столько цвет, сколько воздух, пронизанный лучами солнца.  Освоение окружающего мира от изображения цветка, кустика, дерева, ручейка до глобального ощущения Земли, водной глади, Солнца, понимания единства Природы, Космоса — таков путь Полякова. Он был заряжен на сопереживание Природе, всему окружающему миру, на стремление понять суть явлений. Он открыл свою Планету, как свои Планеты открывали К. Петров-Водкин, К. Богаевский, М. Чюрленис... Поляков не любил говорить о своем творчестве. О его понимании искусства можно только догадываться. И дело зрителя самому проникнуть в суть работ художника, используя намеки, понять, расшифровать «спрятанные временем секреты», прояснить, что «спрятал» он в своих листах.


Форма входа
 

Поиск
 

Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
 

Архив записей
 

  Ссылки
 

Copyright MyCorp © 2024