НИКОЛАЙ ТРОФИМОВ В БДТ. ИНТЕРВЬЮ С НИКОЛАЕМ СМИРНОВЫМ

Николай Трофимов в БДТ.  Интервью с Николаем Смирновым

Беседу ведет Татьяна Назарова

В этом году исполнилось 95 лет со дня рождения Николая Николаевича Трофимова. Актера помнят и любят зрители, пересматривают фильмы с его участием, вспоминают спектакли, в которых он играл.

С большим теплом говорят о Николае Николаевиче и коллеги. Недавно о Трофимове рассказал один из ведущих актеров Санкт-Петербургского театра Комедии имени Н. П. Акимова, заслуженный артист России Николай Смирнов. После окончания школы-студии МХАТ (курс В. Н. Богомолова) Смирнов с 1987 по 1997 год служил в БДТ и выходил на сцену вместе с Н. Н. Трофимовым.

 

НИКОЛАЙ СМИРНОВ: Бывают актеры, похожие друг на друга. А такого, как Николай Николаевич Трофимов, надо еще поискать. Ну, нет, нет нигде такого артиста! Николай Николаевич был добрый по жизни, а на сцене – вдвойне. Мне кажется, у него никогда не возникало проблем ни с партнерами, ни со зрителями. Я не видел у Николая Николаевича никакой жесткости. У него были только мягкие углы, только теплота и душа. Что ни вспомни: Лев Гурыч Синичкин в одноименном фильме, капитан Тушин в "Войне и мире”, Акакий Плющихин в "Табачном капитане”, другие работы в кино или в театре, – везде, в каждой роли это чистая любовь и доброта. Даже когда он играл какое-то отребье, например, Расплюева, он нес в себе это замечательное чувство – наверное, по-другому не мог. Доброта – это редкость, просто крупицы в каждом театре, а в некоторых театрах ее вообще нет. Великих актеров, наделенных этим качеством, можно по пальцам пересчитать. Такими актерами, например, были Евгений Павлович Леонов в московском "Ленкоме” и, естественно, Николай Николаевич Трофимов в БДТ.

           Пиквик в спектакле "Пиквикский клуб" Фото Н.Горловой

И всё-таки, было ли поначалу трудно, и помогал ли тебе Николай Трофимов?

СМИРНОВ: Да, он меня поддерживал. Я ввелся в "Пиквикский клуб” уже после смерти Георгия Александровича Товстоногова, году в 1989-м. Репетиции проводила Людмила Павловна Шувалова. Конечно, я волновался. Даже не думал, что окажусь в этом великолепном спектакле. Николай Николаевич Трофимов по роли был моим непосредственным патроном, а я – его слугой. И самое главное: я должен был его любить. И я его любил. Не то слово – боготворил! На первых спектаклях я играл эту любовь искренне, крупным планом и уверен был по наивности, что играю правильно. И вдруг подходит ко мне Олег Валерианович Басилашвили и  говорит: "Молодой человек, неправильно играете Сэма Уэллера. Английский слуга отличается от французского Фигаро, от  итальянского Труффальдино, от русских Степана и Захара тем, что свои чувства никому не показывает. Он держит их в себе, он аристократ”. После советов Олега Валериановича роль, как мне кажется, стала получаться. А Николай Николаевич одним своим присутствием создавал творческую атмосферу, и под его взглядом мне было тепло и уютно, как под июньским солнцем.

          НАЗАРОВА: Многие актеры, которые работали с Трофимовым, вспоминают, что он любил импровизировать…

СМИРНОВ: О да! В спектакле "Пиквикский клуб” был такой момент – я прихожу в тюрьму к своему хозяину и говорю: "Хорошая тюрьма, сэр! Мои прошлые тюрьмы были похуже”. Он с недоумением спрашивает: "Что?” – "Ничего, сэр, – быстро отвечал я. – Съешьте лучше яблоко!” У меня в кармане лежало яблоко, мытое и немного подпиленное – так его легче было разломить. Николай Николаевич по-честному ломал его на коленке и отдавал одну половинку мне, а другую съедал сам. И вот на одном спектакле ему дали скользкое, словно натертое воском яблоко. Может быть, его слишком хорошо начистили, может, была другая причина – я не знаю, но когда Пиквик ударил им об колено, яблоко выскочило у него из рук и улетело в будку суфлера. Там сидела Вера, которая подсказывала актерам текст. Представляю, как это выглядело из зрительного зала: яблоко летит в суфлерскую будку, и вдруг оттуда на полметра вылезает рука с яблоком! Пиквик невозмутимо говорит: "Спасибо, Вера!” – и как ни в чем не бывало идет дальше. Мне, конечно, такие вещи показывать нельзя, потому что я очень смешливый, я уже дальше играть не могу, мне надо уйти со сцены и где-нибудь отсмеяться. До сих пор помню реакцию Николая Николаевича. Удивительный человек.

Со временем Николай Николаевич стал забывать текст. Вот что обычно делает актер в такой ситуации? У него начинается паника, он напрягается, начинает вспоминать свою реплику… А Николай Николаевич, наоборот, расслаблялся и делал вид, что это ты, партнер, забыл слова. В спектакле «Смерть Тарелкина» Качала и Шатала, которых играли Юрий Стоянов и Валера Матвеев, периодически пели за него. Ведь это музыкальный спектакль, где всё идет под музыку, играет живой оркестр, и надо точно попадать в ноту. Николай Николаевич иногда забывал слова, или сбивался с ритма – и, мол, давайте! И вот они пели вместо него его же арии, а он всем своим видом показывал: вот, господа зрители, с кем приходится работать! Даже текста не знают! Это всегда было смешно, весело, и никто не обижался.

   Расплюев в спектакле "Смерть Тарелкина"

Иногда его отсебятина в точности совпадала с музыкой, а иногда – нет. И тогда дирижер оркестра Семён Ефимович Розенцвейг, видя, что у Николая Николаевича возникла проблема, подавал знак в оркестр: мол, ребята, внимание, теперь надо очень точно ловить! Если в этот момент должна была играть четкая ритмичная музыка, она вдруг начинала немного затухать и замедляться, чтобы актер мог собраться и вступить в нужный момент. Трофимов действительно вспоминал, собирался, вступал и органично существовал дальше. Потому что это был гений. Просто гений.

НАЗАРОВА: Хочу спросить тебя о спектакле «Мещане», возобновленном после смерти Георгия Александровича Товстоногова. Видел ли ты его? Помнишь, как его восстанавливали?

          СМИРНОВ: Да, я видел "Мещан” примерно в 1990 году. Его восстановили в годовщину смерти Товстоногова. Это был шок. Зал стоял и минут пятнадцать-двадцать аплодировал.

Лучшего спектакля я в жизни не видел – ни до, ни после. Такое мастерство, такой класс, такая энергетика! Этого впечатления мне хватило лет на десять.

Я уже в БДТ не работал, а всё время думал: "Ничего себе, получил заряд энергии!”

            Перчихин в спектакле "Мещане"

НАЗАРОВА: Слышал ли ты когда-нибудь, как Трофимов говорит о БДТ, о том, что там происходит?

СМИРНОВ: Чувство справедливости у Николая Николаевича было на самом высоком уровне. Я помню, когда умер Георгий Александрович Товстоногов, на малой сцене собралась труппа по поводу переименования театра из БДТ имени Горького в БДТ имени Товстоногова. Очень многие были против, выступали, шли жаркие споры. Молодежь, конечно, молчала – нам слова не давали. И вот у меня на глазах театр начал разделяться. Вышла полярность. Кто-то говорил: "Надо оставить аббревиатуру БДТ с именем и профилем Горького, потому что весь мир знает, что это театр Горького, и мы ездили на гастроли с этим именем. А как мы поедем с театром Товстоногова? Никто же не будет знать, что это за театр приехал!” У этих людей были свои аргументы, а другие говорили: "Надо увековечить имя Товстоногова и его время! Он создал тот великий БДТ, который знает весь мир! Ну, что такое Горький, что он сделал для этого театра?” И на той, и на другой стороне были такие крупнокалиберные орудия, что я думал: "Ну, всё, сейчас разорвет театр!” Когда я учился в школе-студии МХАТ, именно в это время произошло разделение Художественного театра, и я очень боялся, что то же самое может произойти с БДТ. Слава Богу, что этого не случилось. А тогда все выступали эмоционально, громко, яростно, зло… Но когда заговорил Николай Николаевич Трофимов, никто не мог ничего сказать против. Потому что любовь к нему была всеобщая. Он, конечно, был за то, чтобы театру дали имя Товстоногова. Сейчас я понимаю, что это совершенно правильно, а тогда мое сердце разрывалось. Я думал: и так надо, и так надо… Ведь я знал этот театр как БДТ имени Горького и поступал в театр именно с таким названием. Хорошо, что нас молодых артистов, никто не спрашивал. Без нас всё решили. Это была особая каста актеров – небожители, олимпийцы, к которым было непросто подойти, даже прикоснуться к ним.

НАЗАРОВА: Расскажи, пожалуйста, как проходили репетиции Товстоногова с Трофимовым.

СМИРНОВ: Да я видел только несколько репетиций! Георгий Александрович выпускал тогда "На дне” Горького и репетировал "Смерть Тарелкина”. Он был вежлив, обходителен,

мудр,в том числе и с Николаем Николаевичем. По крайней мере, мне так казалось. Если бы году в 1977-м, или в начале восьмидесятых кто-нибудь сказал мне, что я буду работать в таком замечательном театре с таким великим режиссером, и моими партнерами будут Олег Валерианович Басилашвили, Николай Николаевич Трофимов, Ольга Волкова, дядя Миша Данилов, Валентина Павловна Ковель, я бы, наверное, рассмеялся ему в лицо и ответил: "Да ну! Ты шутишь надо мной!” Это была аспирантура актерского мастерства после четырехлетнего обучения в институте. Я действительно счастливый человек – я их видел, играл с ними, ощущал их, трогал. Николай Николаевич Трофимов просто проходил мимо, и в его взгляде было столько тепла и доброты, что мне этого хватало надолго. Этого было достаточно, чтобы пережить голод и холод девяностых с мыслью, что всё у нас будет хорошо.

январь 2015